Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков] - Фредерик Дар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы ведь кажетесь самому себе интересной личностью? — спросил Гесслер.
Поскольку его мучитель не отвечал, он продолжал:
— Вы считаете, что вы фигура, а на самом деле вы маленький воришка, прочитавший Шекспира. У вас самомнение, как у настоящего вора, только удали настоящей нет. Я предпочитаю явных бандитов.
— Сядьте! — приказал Франк.
— Нет, спасибо.
Франк толкнул его. Гесслер сделал шаг назад, но наткнулся на скамейку и был вынужден присесть.
— Мы еще многое должны сказать друг другу! — проговорил беглец.
Гесслер поправил галстук, поддернул брюки и сказал:
— Все, что мы должны были сказать друг другу, мы сказали в вашей камере перед процессом.
— Я так не думаю. Маленький воришка, прочитавший Шекспира, сейчас расскажет, как все произошло между вами и ею.
Теперь Франк казался более собранным.
— Лиза приехала в Гамбург, как будто вошла в церковь, чтобы приблизиться к Богу. В церкви Бога не видно, но считается, что Он тут.
— Затем? — спросил Гесслер.
— Когда вы увидели ее, вам, как лицемерному святоше, пришла в голову одна идея: переспать с иностраночкой, пришедшей поплакаться в вашу жилетку. Лиза поняла, что это, возможно, поможет спасти меня, в этом мой шанс.
— И это вы называете «рассказать, как все произошло»? — улыбнулся адвокат. — Мне жалко вас. Правда, Лиза и я много говорили о любви. Да только это — совсем другое.
— Признайте все же, что она переспала с вами!
— Вы, действительно, так считаете?
— Да.
— Действительно?
— Да.
Гесслер расхохотался.
— Ну что же! Тем лучше! Пусть это станет — хотя бы в ваших мыслях — правдой!
Франк резко ударил его кулаком по скуле. По щеке Гесслера потекла кровь. Он слегка побледнел, но сдержался, даже не поднес руку к ране.
— Не время блеять о любви! — рявкнул Франк. — Пойдя на этот шаг, она всего лишь заплатила вам гонорар, сволочь вы этакая!
Он стукнул кулаком по столу.
— В течение целых пяти лет я считал дни, я, который ненавидит цифры. Я их считал просто так, без всякой цели, ведь я никогда не должен был выйти оттуда. Тысяча восемьсот двадцать два дня без нее, уважаемый мэтр. Поверьте мне, это — слишком много.
Взяв стул, Франк отправился на середину комнаты. Резким жестом он поставил его на пол, отсчитал от него три шага и обозначил границу телефонами. Затем отсчитал четыре шага в противоположном направлении и так же обозначил границу. Получилось замкнутое пространство, ограниченное стульями и бильярдами. Странное занятие. Закончив, Франк схватил Гесслера за руку и рывком втащил его в эту так называемую клетку.
— Вот моя камера, Гесслер! — заявил Франк. — Четыре шага на три, тысяча восемьсот двадцать два дня… И одна мысль, одна единственная, всего лишь одна: Лиза. В течение целых пяти лет! Мысль, которая не покидает тебя пять лет, вы понимаете, что это такое?
— Пытаюсь понять, — честно признал Гесслер. — Только не забудьте, что без Лизы эти дни могли бы еще больше затянуться.
Внезапно став очень жалким, Франк рухнул на скамейку.
— А, может быть, это меня бы больше устроило, — признал он. — Свобода, купленная такой ценой, мне не по карману. Вы часто виделись?
Адвокат не ответил.
— Об этом она сама мне говорила, — уточнил беглец.
— Каждый день, — ответил Гесслер.
Франк, как от удара, сложился вдвое и недоверчиво переспросил:
— Каждый день?
Гесслер понял, что его ответ не совпал с Лизиным, и пожалел, что так разговорился.
— Где вы встречались?
— У нее, — ответил адвокат.
Франк согнулся еще больше, вся его поза выражала жалость.
— То есть как у нее?
Вдруг Гесслер ощутил себя очень сильным: теперь ситуацией владел он.
— У нее была комната с окном, выходящим в парк, где растут крохотные деревья. Крохотные — потому что бомбардировки практически стерли Гамбург с лица земли!
— В какое время вы с ней встречались?
— Определенного времени не было… Как только я мог.
Он сделал шаг, чтобы выбраться из загородки, но Франк оттолкнул его кулаком назад.
— Нет, оставайтесь там!
— Что еще за глупые фантазии? — удивился адвокат.
— Делайте, что я вам говорю.
Из-за полуоткрытой двери показалось встревоженное лицо Фредди.
— Прощеньица просим, — решился он, — скоро закончится ваша встреча ка высшем уровне?
— Катись! — приказал Франк.
Увидев загородку, Фредди не поторопился исполнять приказ, а, наоборот, приблизился на несколько шагов.
— Что это еще такое?
— Карцер, — объяснил Франк. — Камера! Дыра! Ты знаешь, что такое дыра, Фредди?
Фредди подумал, что его друг потерял рассудок, и пожалел, что ввязался в эту опасную авантюру.
— Знаю, — с гордостью ответил Фредди.
Франк подошел к нему и тихо спросил:
— У тебя пушка есть?
— Конечно!
— Дай сюда!
После секундного колебания Фредди протянул свой револьвер Франку. Он постарался сделать это незаметно, но Гесслер успел заметить их маневры и в сердцах отвернулся.
— Он заряжен, — предупредил Фредди.
— Надеюсь, что так; теперь оставь нас!
— Позволю себе заметить, что весь район кишит легавыми, они могут здесь нарисоваться быстрее, чем придет наша посудина!
Произнеся эту тираду, Фредди, ворча, удалился. Франк сунул револьвер за пояс и повернулся к Гесслеру.
— Она вас ждала?
— Простите, не понял? — вздрогнул адвокат.
— Раз вы бывали у нее в любое время, значит, она все время ждала вас. Что и требовалось доказать.
— Иногда я оказывался перед запертой дверью; тогда, например, когда она бродила вокруг тюрьмы.
— А когда она была у себя? — продолжал настаивать Франк, придавая себе равнодушный вид.
У двери послышался какой-то шум. Паоло старался задержать пытавшуюся войти в комнату Лизу. Одним рывком ей удалось вырваться, и, подойдя к обоим мужчинам, она сказала:
— Когда он был у меня!
Затем она повернулась и громко позвала:
— Паоло, Фредди! Раз уж ты затеял судебный процесс, Франк, тебе понадобятся присяжные, не правда ли?
Паоло согнул в локте левую руку, чтобы посмотреть на часы.
— Уже четверть восьмого, а улица кишит легавыми!
Запыхавшийся оттого, что бежал сломя голову по крутой лестнице, появился Фредди.
— Что еще здесь происходит? — заворчал он.
— Я хочу, чтобы ты и Паоло внимательно выслушали то, что я сейчас скажу! — спокойно ответила Лиза.
— Скажите, — жалобно завел Паоло, — а не могли бы вы попозже начать полоскать ваше грязное белье? Ведь у вас столько времени впереди!
— Но тогда рядом с нами не будет мэтра Гесслера, — вмешался Франк. — Давай, Лиза, мы слушаем тебя.
Лиза оглядела хилую загородку и вошла за нее, несмотря на то, что Франк инстинктивно попытался помешать ей.
— Когда он приходил ко мне, — начала она, — обычно это выглядело следующим образом.
Она улыбнулась Гесслеру.
— Вы готовы восстановить события, мэтр?
Поскольку адвокат хранил молчание, она продолжила:
— Ну же, Адольф! — настойчиво произнесла молодая женщина. — Разве вы не хотите пережить это в последний раз?
— Да, Лиза! Да! — решился Гесслер.
Он встал, щелкнул каблуками, как немецкий офицер, и сказал, склоняясь перед ней:
— Здравствуйте, Лиза, как вы поживаете?
— Спасибо, хорошо.
Повернувшись к Франку, она объяснила:
— Вежливые слова на французском языке всегда очень забавляли Адольфа.
Лиза продолжала игру, указывая на стул:
— Присаживайтесь!
— Спасибо! — ответил Гесслер с самым серьезным видом и уселся.
— Не хотите ли вы снять пальто?
— Я забежал всего лишь на минутку, Лиза.
— Как всегда. Думаю, что именно эти… эти ваши «забеги» придают какой-то смысл моей тусклой жизни.
Франк по-кавалерийски уселся на стул, скрестил руки на спинке и положил подбородок на сжатые кулаки. В какой-то смутной улыбке приподнялась его верхняя губа.
— Продолжайте, — сказал он, — это — завораживающее зрелище.
Гесслер продолжал:
— Счастлив слышать это, Лиза. Вы выходили сегодня утром?
— Да.
— Тем же маршрутом?
— Да, — ответила Лиза. — Я долго вглядываюсь в каждое тюремное окно, по крайней мере, в те, которые видны с улицы. Мне кажется, что за одним из них я увижу его. В конце концов, я начинаю казаться подозрительной. Вчера ко мне подошел полицейский и принялся задавать мне вопросы, но я сделала вид, что не понимаю его.
— Кстати, — прервал ее Гесслер, — вы работали над словарем?
— Я пыталась.
— Сейчас проверим…
Он собрался и, закрыв глаза, спросил:
— Дует сильный ветер?
— Der Wind weht heftig, — перевела Лиза.
— Извините, что беспокою вас?
— Entschuldigung dass ich Sie stören.